На Международной ярмарке интеллектуальной литературы non/fictio№27 в Гостиным дворе прошла творческая встреча с писателем Александром Прохановым.
Фото: SOTA
Как гласил анонс программы ярмарки: «На историческом сломе эпох на долю страны и народа выпадают тяжелейшие испытания. Самое страшное из них — война. Небывалая, гражданская, братоубийственная. Как можно с этим бороться? Что противопоставить? Где и в чём найти спасение? “Милый танк” — это сеанс “магического конструктивизма”, в котором полифонически звучат голоса всеядных галеристов и коллекционеров‑благотворителей, перформеров и настоящих художников, олигархов и инженеров конструкторских бюро, медузообразных журналисток и непревзойдённых балерин. Кто одержит верх в этой яростной схватке? Это решать в том числе тебе, дорогой участник художественной мистерии».
Ещё не вполне отгремел резонанс шумного скандала с выходом последнего романа Проханова «Лемнер», разразившийся первого октября — с неожиданной отмены презентации в МДК («Московский дом книги») и последующим загадочным и молниеносным изъятием романа, как в бумажной, так и в электронной ипостасях, со всех торговых площадок; в то же время редакция «КПД» (Колобродов, Прилепин, Демидов) издательства «АСТ» анонсировала ещё одну новинку Александра Проханова — «Милый танк». Таким образом, эта и без того почти детективная история стала ещё более таинственной: каким образом 87‑летний патриарх русского патриотического постмодерна умудрился в течение каких‑то двух месяцев явить Urbi et orbi — Граду и миру — два увесистых кирпича своей бессмертной прозы, каждый по пятьсот страниц, что, согласитесь, вряд ли по силам даже гораздо более плодовитым и молодым графоманам; к графоманам же блистательного Александра Андреевича мы ни в коем случае не причисляем.
Ответов на этот вопрос, а также на то, что всё-таки случилось со злополучным «Лемнером», мы и ожидали от прошедшей встречи с писателем.И надо заметить, что флёр таинственности во всей этой истории не только не развеялся, но стал как бы ещё плотнее. Начнём с того, что не было как таковой презентации нового романа «Милый танк» — со всеми стандартными и приличествующими банальностями типа: «я работал над романом на протяжении…», «к работе над романом меня подвигло…» и «как я, вообще, докатился до жизни такой» — ничего этого не было. В кратком,буквально на несколько минут вступительном слове, писатель загадочно пробормотал о скоропалительной премьере нового шедевра, нечто о давно созревших, ранее не публиковавшихся и не особо планировавшихся к публикации рукописях.
Моментально вспыхнула догадка: будто всё объясняется банальной жадностью редакции «КПД» во главе с ненасытным Захаром Прилепиным, решившей по‑лёгкому срубить баблишек на хайпе с негласным запретом «Лемнера», поспешно опубликовав пылящиеся, без толку «консервы» опального автора, и заодно закрыть неприятную лакуну, вызванную исчезновением того самого, так и не представленного широкой публике, но уже снискавшего скандальную славу главного постмодернистского романа десятилетия.
Впрочем даже эта пошлая в своём материализме версия кажется несколько преждевременной — «Милый танк» в книжные сети ещё не поступил, официально на ярмарке на стендах «АСТ/КПД» не был представлен, и было продано лишь несколько экземпляров, предоставленных автором в рамках творческой встречи. Нет ещё и электронной версии романа. Впрочем не будем гадать — «We have time to wait and see», как в таких случаях говорят англосаксы; время покажет.
Поскольку, как мы уже отметили, о самом новом романе «Милый танк» практически ничего не было поведано, восполним пробел и немного приоткроем завесу. Иван Ядринцев, главный герой произведения, художник‑концептуалист, так назвал свою инсталляцию — арт‑объект: танк, сооружённый на манер артефактов меланезийского карго‑культа, из бересты и прутиков:
«„Милый танк“ был создан из дров, как поленица. Башню обшивала береста. Пушкой служил туго свитый жгут сена. Катки изготовили из ивовых прутьев. Гусеницы сплели из соломы. Башню украшали сухие кленовые листья. Из пулемётных гнёзд выглядывали спелые жёлуди. „Активной бронёй“ служили еловые и сосновые шишки. Такие танки обитают в лесах, соседствуя с лосями и оленями. Птицы в них вьют гнёзда, дикие пчёлы приносят мёд. Танк, стоящий в музейном зале, пах как поленица дров, как клеверный стог, как сухие ягоды малины.»
В музейном пространстве, в котором выставлен деревянный шушпанцер, легко угадывается московская «ГЭС‑2». Сам же несчастный арт‑объект, согласно первоначальной концепции, при стечении элитарной публики и под адовы завывания саксофона должен был быть растерзан в лоскуты беснующейся богемной толпой в этакой вакхической мистерии — сеансе «магического конструктивизма». В инфернальном же саксофонисте‑колдуне опять же угадывается злобная карикатура на Игоря Михайловича Бутмана. В общем — Проханов как он есть, и за что мы его любим.В редакторской аннотации указаны аж 3 причины купить эту книгу:
1. Новая книга редакции КПД – не поверхностная антивоенная повесть, а метафизическое размышление о том, как искусство может спасти человека и нацию.
2. Александр Проханов — признанный писатель, публицист и мыслитель, чьи произведения соединяют философию, мистику и новаторскую прозу. Автор романов «Лемнер», «Господин Гексоген», «День» и др.
3. В эпоху смятения и переоценки ценностей роман дарит веру в спасение через красоту, духовность и чудо Божественного присутствия.Резюмируем: если вы, как автор этих строк, получаете изысканно‑извращённое удовольствие от прохановской трансгрессивной прозы — читайте, наслаждайтесь, и прибудет с вами Джа.
Но вернёмся к самой встрече. После этой краткой интерлюдии Александр Андреевич, приняв образ древней пифии, приступил к формату вопросов и ответов, предпочитая отвечать витиевато и иносказательно. Кстати, надо отметить, что вопрошавшая публика из числа почитателей творчества пожилого демиурга являла собой этакое сборище как будто сошедших с его собственных страниц хтонических архетипов: эпилептоидный юноша с дефектом речи, экзальтированные дамы — адептки русского космизма и учения о бессмертии Николая Фёдорова, угрюмые ветераны боевых действий. Это вам не творческая встреча с каким‑нибудь Захаром Прилепиным, где сплошь скучные тётки неопределённого возраста — любительницы скверной прозы. Тут — элита. И вопросы были соответствующие: сплошь экзистенциальные, из самых тёмных недр русского бытия.
Правда, из этих самых тёмных недр выскочил было некий возбуждённый городской сумасшедший в очках и панаме и попытался огорошить классика почти кэрролловским коаном: «Чем ворон похож на конторку?» — а точнее: «В вашем романе что бы увидел ваш друг, ваш главный читатель (Путин? — ред.) — белую ленточку или презерватив?» Впрочем Александр Андреевич элегантно парировал этот выпад, а посрамлённый безумец поспешно ретировался под смешки публики.
Кстати, справедливости ради стоит отметить, что, несмотря на почтенный возраст, 87‑летний Проханов сохранил завидную остроту мысли и языка, и слушать его было действительно любопытно — например, когда он говорил об эстетике:
«Где художник, там и культура неповторимая, и чем больше русских неповторимых художников, тем драгоценнее. Просто это искусство, которое творит художник, желательно, чтобы не было использовано во вред нашей Родине. Правда, художник тоже за это не отвечает; он может задать эстетику, которую подхватит враждебный политик, как роман «Лемнер», и направит её против нашей Родины. Но, повторяю, русская культура сегодняшняя должна плодоносить. Мне кажется, что её мало, что должно быть больше, должно быть разнообразие, она должна быть смелее.
Где абсолютный русский авангард? Даже не тот двадцатых годов, а нынешний авангард с представлениями о бесконечности, с представлениями о вечности, может, даже с представлениями о бессмертии. Он сопряжён с русской архаикой великой, с русской иконописью, с русским лубком. Всё, что он сделал, — русской исконной таинственной фольклорной красотой. Соединение вот этой фольклорной красоты с современной цифровой эстетикой — это огромная задача. Если мы не обуздаем эту новую идущую на нас техносферу, искусственный интеллект, нейросети, новые машины, роботы; если мы отмахнёмся от них, если мы ограничимся только так называемыми традиционными ценностями, они нас сожрут, эти новые механизмы. Мы должны с этими механизмами работать, мы должны их одухотворить, ибо неодухотворённая техника будет страшна. Это будет бунт машин. Мне, побывавшему в Чернобыле, понятно, что такое бунт машин, что такое восстание машин.
Поэтому русская эстетика сегодняшняя не должна бояться разнообразных потрясающих по своей красоте и сложности и опасности форм. Ибо, повторяю, русский художник всегда авангардист; русский художник всегда бесстрашен, и его бесстрашие очень часто заканчивается для него смертью.»
И тут мы подходим к рефрену, буквально навязчивой идее этой встречи — идее бессмертия и воскрешения. И тут буквально разверзся Адъ. На вопрос пожилой дамы, представившейся литератором и драматургом:
«Какой первый этап, чтобы весь народ объединился вокруг идеи бессмертия и идеи воскрешения, чтобы эта мысль превратилась в общее дело, как говорил нам Николай Фёдоров?» –
Александр Андреевич ответил, то ли в шутку, то ли всерьёз (поди пойми этих лукавых постмодернистов):
«Во‑первых, эта идея должна быть провозглашена. До сих пор она не была провозглашена; только в последнее время она оказалась на слуху, и её провозгласил даже Президент. Она должна быть провозглашена в максимально привлекательной форме, которая бы пленила современное человечество, погружённое во тьму и страхи перед мировой войной, эпидемиями и концом света. Люди должны увидеть в ней духовное спасение — это первое. Затем, если идея окажется понятной и пригодной для политиков и лидеров, они её подхватят и подтвердят своими деяниями — научными, философскими и политическими.
Я говорю, что в ближайшие годы Америка выйдет с идеей «американского бессмертия»: она будет утверждать, что это возможно благодаря трансгуманистическим технологиям, фармацевтике, Голливуду и соответствующим образам. Они навяжут человечеству образ американского бессмертия. Китай также выдвинет свою версию: мы видели, что в Шанхае Си Цзиньпин уже говорил об этой теме. Нам нельзя опоздать. Русское бессмертие восхитительно. Эти два больших проекта — американский и китайский — уже заполонили умы человечества, и мы опять будем их догонять. Идея русского бессмертия не должна следовать за американской — иначе американское бессмертие превратит нас в труху. Потому что американская версия направлена на то, чтобы сделать бессмертным ныне живущего, скверного, грешного, порочного, несовершенного человека — например, сделать бессмертным Нетаньяху»
Даме вторил явившийся на встречу Александр Залдостанов, ака Хирург, запускающий вместе с «Ночными волками» на гранты от государства очередное жутенькое новогоднее шоу для детишек: «„Битва бессмертий“ или „Сказ о бессмертии“, где мы всю эту высокую метафизику из ваших романов и ваших передовиц переложили в наши грохочущие моторы, в нашу машинерию — гигантскую, трюки… Вы могли бы сказать от себя какое‑нибудь пожелание детям, которых мы бы забирали в нашу сказку?»
Проханов напутствовал в ответ с усталой печалью в голосе:
«Обращаюсь к тем детям, которые близки к моему другу Хирургу — тем, для которых грохот его моторов — это музыка XXI века; к детям, которые хотели бы сначала стать байкерами, а потом заселять русские космические орбиты и предложить миру формулу русского бессмертия. Потому что для того, чтобы формула была предложена, нужны детские умы — не умы закопчённые, не умы, подверженные коррозии, как мой ум (да, и твой, Саша, тоже), а детские, светоносные, хрустальные умы, которые изначально от рождения мыслят себя бессмертными. Дети рождаются как ангелы, а потом дружат с демонами и уходят из этого мира печальными и туманными. Хочу, чтобы дети, с которыми, скажем, ты общаешься и которых ты любишь, изначально несли нам бессмертие».
Тут больная и истерзанная фантазия рисует картину: Хирург с сотоварищами выводит на детскую «Битву бессмертий» русского Кощея верхом на мотоцикле «Урал» против иноверных Дракулы или Дункана Маклауда; и очень надеемся, что из цензурных соображений «Ночные волки» не додумаются вывести на арену ещё одного бессмертного персонажа — Вечного жида Агасфера.
Фото: SOTA
Про упомянутое выше учение о бессмертии и воскрешении основателя русского космизма Николая Фёдорова (1829–1903) стоит отметить, что он мечтал воскресить людей, не желая примириться с гибелью даже одного человека. С помощью науки он намеревался собирать рассеянные молекулы и атомы, чтобы «сложить их в тела отцов». Дальнейшее развитие учения русского космизма оказалось созвучно эпохе, когда Фридрих Ницше провозгласил «Бог умер»: трансгуманизм — футуристическое постхристианство с заселением воскрешённым и бессмертным человечеством глубин космоса. Кстати, вплоть до безжалостного истребления инопланетного населения — своеобразная экспансия «русского мира» некронов во вселенной Warhammer 40,000. Увы, в рамках этого и без того получившегося объёмным текста мы не можем позволить себе углубиться в это весьма своеобразное учение, поэтому отсылаем особо любопытных к эссе Бориса Гройса. Заметим только, что адептом учения был пионер отечественной космонавтики — Константин Циолковский.
Что касается воззрений самого Александра Андреевича на русское бессмертие, то он сформулировал их следующим пассажем:
«В сегодняшней России бессмертие добывают не банкиры с их криптовалютой. Не парламентарии с их круговертью законов, где один вылупляется из другого как полная его противоположность. Не бесстыдницы, приезжающие венчаться в пушкинскую церковь на катафалке. Не губернаторы, обирающие свои губернии до выжженной земли. В сегодняшней России бессмертие добывают воины Донбасса, русские мужики всех возрастов и званий, приносящие вековечную русскую жертву, отдающие свои жизни „за други своя“».
Звучит, увы, неубедительно — сплошная смерть и торжество Танатоса. Где бессмертие, где воскрешение? Видимо, решение этого вопроса автор отложил до Второго пришествия.
Пока же на ум приходят строки Бертольда Брехта, написанные в конце Первой мировой войны, хотя кажется, что они адресованы и нашему времени. Четыре года длился бой,
А мир не наступал.
Солдат махнул на все рукой
И смертью героя пал.
Однако шла война еще.
Был кайзер огорчен:
Солдат расстроил весь расчет,
Не вовремя умер он.
На кладбище стелилась мгла,
Он спал в тиши ночей.
Но как-то раз к нему пришла
Комиссия врачей.
Вошла в могилу сталь лопат,
Прервала смертный сон.
И обнаружен был солдат
И, мертвый, извлечен.
Врач осмотрел, простукал труп
И вывод сделал свой:
Хотя солдат на речи скуп,
Но в общем годен в строй.
И взяли солдата с собой они.
Ночь была голубой.
И если б не каски, были б видны
Звезды над головой.
В прогнившую глотку влили шнапс,
Качается голова.
Ведут его сестры по сторонам,
И впереди - вдова.
А так как солдат изрядно вонял -
Шел впереди поп,
Который кадилом вокруг махал,
Солдат не вонял чтоб.
Трубы играют чиндра-ра-ра,
Реет имперский флаг...
И выправку снова солдат обрел,
И бравый гусиный шаг.
Два санитара шагали за ним.
Зорко следили они:
Как бы мертвец не рассыпался в прах -
Боже сохрани!
Они черно-бело-красный стяг
Несли, чтоб сквозь дым и пыль
Никто из людей не мог рассмотреть
За флагами эту гниль.
<...>
Но звезды не вечно над головой.
Окрашено небо зарей -
И снова солдат, как учили его,
Умер как герой.
